Вторую неделю в Тольятти действует запрет на посещение лесов, связанный с особым противопожарным режимом. Мера для последнего десятилетия традиционная, однако в этом году народ возмущается особенно сильно, ведь в период распространения коронавируса, когда закрыты кафе, кинотеатры, детские центры и прочие места досуга, именно лес стал местом притяжения для многих семей.
В качестве примера: возле лыжной базы Автозаводского района порой сложно найти место для парковки – сотни автомобилей стоят на дороге вдоль опушки. А если прибавить бегунов, велосипедистов и прочих физкультурников, можно сделать вывод, что вечерами в лесу одновременно находятся несколько тысяч человек. 
На днях вместе с руководителем тольяттинского лесничества Андреем Крючковым мы решили проехать по подведомственной ему территории и посмотреть, много ли тольяттинцев нарушают режим. Время, правда, выбрали рабочее (утреннее), так что с шашлычниками встретиться не удалось, и поджигатели, видимо, притаились. А вообще, по словам собеседника, как минимум еще месяц переживать по поводу сильных лесных пожаров не стоит.
– Вероятность возгораний сейчас минимальна, – сказал Андрей Николаевич, когда мы сели в его «Ниву» и поехали по той самой лесной дороге (от Ленинского проспекта), которую местные власти так и не решились довести до ума и сделать общедоступной. – И дело тут даже не в дождях, а в том, что всё вокруг – зеленое, насыщенное влагой.
Главное, чего стоит опасаться – это поджогов. А вообще люди относятся к лесу потребительски: хотят гулять там, дышать, есть, пить, но при этом большинство не предлагают ничего  взамен. Конечно, есть активисты, готовые мусор убирать, в патрулировании участвовать, но таких очень мало. Зато много тех, кто приходят в лес с банкой или бутылкой, и здесь же их и бросают.   
Чувствовалось, что территорию начальник лесничества знает, как свои пять пальцев. Разглядев на дороге скрытый кустами поворот, он, не раздумывая, направил машину в сторону опушки возле кафе «Марий-Эл» – именно там многие жители Автозаводского района входят в лес.
– Основной поток нарушителей мы фиксируем вечером, когда народ идет сюда  после работы, зачастую прихватывая с собой спиртные напитки, – отметил он. – Встречаются наркоманы, люди с психическими расстройствами, которым нравится горение огня. По сути, они являются скрытыми пироманами.
– А бомжи встречаются?
– Конечно, куда же без них. Хотя эти вряд ли будут умышленно лес поджигать.
– А почему так валежника много? – спрашиваю. – Он ведь может способствовать распространению пожара. Помню, принимали закон, согласно которому любой гражданин может прийти, распилить и забрать поваленные деревья…
– Не всё так просто. У нас разрешено собирать валежную древесину, не представляющую особой ценности.
Я решил добиться от собеседника конкретики:
– Вот упало дерево… Например, сосна.
– От чего она упала? От ветровала, бурелома или воздействия насекомых-вредителей? В любом случае, к валежной древесине это не относится. А вообще поваленные деревья в лесу – обычное явление. Это непрерывный процесс.
– Но ведь некрасиво же…
– Давайте разберемся, что мы хотим видеть: лес или лесопарк? Если второе, то, конечно, все эти поваленные деревья должны быть убраны, территория вычищена от мусора, сухих веток и так далее. Лесопарк также предусматривает создание рекреационных зон. Дело хорошее, однако требующее серьезного финансирования.
– А просто так нельзя взять и вывезти, без лесопарка?
– Можно, но опять вопрос упирается в финансирование. Люди нужны, транспорт, специальная дробилка. Конечно, самый дешевый способ – взять и сжечь, но у меня принципиальная позиция: люди не должны дышать дымом.
Люди навстречу почти не попадались, а если Крючков кого-то и замечал (в основном это бегуны и любители скандинавской ходьбы), то не спешил устраивать погоню. Впрочем, один раз не утерпел, когда пожилой мужчина при виде «Нивы» стал ругаться и размахивать руками.   
– Здравствуйте, – выйдя из машины сказал начальник лесничества. – Вы знаете, что введен особый противопожарный режим и нахождение здесь запрещено?
Чувствовалось, что пенсионер немного испугался:
– Нет. Наоборот же, разрешили из-за коронавируса.
– Действует полный запрет. А вы, мало того, что ходите, так еще и жесты недовольные патрульным показываете.
– Ну, извините. Я думал, что посторонние тут ездят. А почему запрещено?
– Распоряжение главы города в связи с пожарной опасностью. С начала года уже 12 возгораний зафиксировано.
– Да мы, наоборот, тут ходим – следим, чтобы возгораний не было. Вам потом и сообщим.
– Я лес не тушу. Этим занимается 31-й отряд МЧС. Но мы сейчас не об этом. Запрещено нахождение. К тому же, вы – человек пожилой, в группу риска входите из-за коронавируса.
– А куда нам еще ходить? Заниматься надо, за здоровьем следить. Если на диване буду лежать – вообще сгину. Маленько пройдешься – чувствуешь себя лучше.
Пока Андрей Николаевич объяснял дедушке суть ограничений, я решил сделать замечание двум совершавшим пробежку девицам.
– Видите, – говорю, – мы с главным лесником выявляем нарушителей! В лес-то нельзя ходить, а вы бегаете…
– А чего нас выявлять? Мы ничего плохого не делаем.
– Нарушаете. Постановление не читали?
– Постановлений много разных пишут. В том числе и глупых. Лес – это народное достояние, и не может один человек, будь то мэр или даже губернатор, запрещать нам заниматься здесь спортом…
Вот и поговорили. Кстати, позже возле лыжной базы Нового города я встретил множество других спортсменов и физкультурников, придерживающихся примерно той же точки зрения. Работающий на опушке велопрокат также плохо сочетается с режимом ограничений.
Когда снова сели с Крючковым в машину, он не скрывал негодования по поводу того, как люди реагируют на запреты:
– Перед ним лесник стоит, а он спорит и возмущается. Никакого уважения, не то, что раньше.
Захотелось немного приободрить собеседника:
– А вы наклейку «Тольяттинское лесничество» на «Ниву» налепите. Уверен, народ при одном ее виде начнет в кустах прятаться.
– Да это моя личная машина. Что я на нее лепить буду? Мало того, что служебную до сих пор не выдали, так еще и бензин за свой счет покупаю. Вот раньше лесничество (тогда оно было частью Ставропольского парклесхоза) финансировалось из трех бюджетов: федерального, областного и местного. И никаких вопросов не было ни с благоустройством, ни с очисткой. Даже пожарно-химическая станция функционировала на период особого режима. Лесники ежечасно находились на контролируемой территории – жили на кордонах. Круглогодично 27 человек работали. А теперь что? Семеро нас, при этом я значительную часть времени и нервов трачу на то, что с прокуратурой ругаюсь да с чиновниками переписываюсь.
Немного успокоившись, собеседник рассказал, что чаще всего возгорания фиксируются в 13, 17, 18, 19, 20 и 21-м лесных кварталах, причем дело не только в их приближенности к жилым массивам: 
– Там достаточно большое количество высохшей технологической древесины. У нас ведь некоторые товарищи путем поджогов стараются обострить политическую ситуацию в городе. Возможно, по чьей-то указке, хотя утверждать не берусь. Поджигатели – это действительно серьезная проблема, хотя, на мой взгляд, 80 процентов всех возгораний все-таки происходят по причине неосторожного обращения с огнем. 
– Какими силами осуществляется контроль за соблюдением гражданами постановления мэра?
– Департамент общественной безопасности выставил три поста на въездах в лес, хотя этого недостаточно. По нашим рекомендациям, минимум семь должно быть. «Зеленстрой» с моей помощью организовал велопатрулирование в той части, которая к Автозаводскому району прилегает, и на территории васильевского участкового лесничества – ближе к Федоровке.
Кроме того, нами разработано 12 временных маршрутов (как пеших, так и велосипедных), по которым будут патрулировать в том числе сотрудники городской администрации. Про полицейских ничего говорить не стану. Стараемся привлекать, хотя у них и без того забот хватает в связи с коронавирусом.
– А у вас других забот нет?
– Как нет? Надо лесопатологическое обследование проводить на тех участках, где позже пройдет очистка. За лесом ведь нужен постоянный присмотр. Кстати, в свое время (после ЧП 2010 года) был написан проект по противопожарному устройству городских лесов. Так вот, он выполнен всего на 10 процентов.  Минерализованных полос должно быть на 1900 километров, а у нас их всего 220. И что делать?
Позже мы остановились возле одной из минерализованных полос, расположенной в том месте, где 10 лет назад огонь уничтожил почти всё, что было можно. Сейчас здесь красиво и зелено, а посаженные сосенки уже достигли двух-трех метров.
– Нормально полосу сделали, но уже успела зарасти, – осмотревшись, сказал Крючков. – Осенью надо будет еще раз пройтись, а то трава высохнет и станет дополнительным источником возгораний. А вообще в идеале 4 раза в год надо полосу обновлять, но у нас столько денег нет.
– Дорогое удовольствие?
– Не очень. На 220 километров выделяется 169 тысяч рублей. То есть, если бы дали миллион – можно пахать и пахать.
В заключение задал Андрею Николаевичу почти риторические вопросы:
– Мы так и будем закрывать лес для посещений летом? Уже 10 лет это делаем, и никаких иных перспектив не видно. Неужели нет других методов, чтобы обеспечивать пожарную безопасность и в то же время не ограничивать людей в их праве гулять по лесу и дышать свежим воздухом? Город-то у нас не самый благополучный с экологической точки зрения…
– Я же говорю – лесопарк нужен, – ответил он и снова коснулся темы финансирования…

Андрей ЛИПОВ