Немец с русской душой
Общество
Немец с русской душой

Они познакомились в 1940 году: юная студентка Одесского пищевого техникума Катя Липчанская и 26-летний аспирант пединститута Витольд Гофман. Оба выросли в Советском Союзе, где на словах декларировались равенство и братство всех национальностей. Никто и представить тогда не мог, что вскоре само слово «немец» будет звучать как приговор. И не важно, что Витольд Артурович абсолютно предан стране Советов, что в первые же дни войны призван на фронт и готов был защищать свою Родину. Получилось так, что для оккупантов он был врагом -- русским, а для русских впоследствии стал чужим -- военнопленным немцем.
-- Это была настоящая любовь с первого взгляда, -- с улыбкой вспоминает 89-летняя жительница Тольятти Екатерина Гофман. -- Мне было всего восемнадцать, когда мы познакомились. Витольд пришел к нам в техникум на танцы, пригласил меня и сразу тронул мое сердце. Красивый, интеллигентный, умный, он показался мне таким необыкновенным. Он не только гуманитарные науки знал, но и в точных разбирался -- мог в уме перемножать четырехзначные числа.
Сама я была типичная одесская барышня, романтичная, любившая красивые платья, изящные шляпки. Дед мой всю жизнь прослужил на флоте, бывал за границей, откуда привозил красивые вещи и духи «Коти». Мечтала я стать актрисой, но папа мой, человек практичный, строго-настрого запретил мечтать о «несерьезной» профессии. Прося моей руки, Витольд дал слово моим родителям, что непременно поможет мне поступить в институт и получить высшее образование. Мы были очень счастливы в то время, хотя спокойным его не назовешь. Все жили в постоянном страхе арестов. По ночам прислушивались к звукам машин за окном. «Черные воронки» в темное время суток подъезжали, чтобы увезти людей в неизвестном направлении. В такой вот обстановке всеобщего страха и начиналась наша семейная жизнь. В апреле 1941 года родилась у нас дочка Элеонора. А в июне началась война.
22 июня мы с мужем на танцах были, с маленькой дочкой моя мама осталась. Вдруг слышим дикий гул -- это десятки самолетов летели бомбить наш город. С тех пор так было каждый день -- дома от бомбежек превращались в груды камней. Как-то моя родственница решила пойти посмотреть, уцелел ли ее дом, и не вернулась -- погибла. На крышах полыхали пожары от зажигательных бомб. Моего папу (ему сорок один год был) и Витольда забрали на фронт спустя несколько дней после начала войны.
Екатерина Михайловна помнит ужас, охвативший людей во время эвакуации. Железная дорога, забитая составами с промышленными грузами, была недоступна для гражданского населения. Народ увозили пароходами, которые нещадно бомбили фашистские самолеты, много людей тогда погибло. Катя с маленькой дочкой на руках вместе с сестрой, мамой и бабушкой решились двинуться пешком в находивший в ста двадцати километрах от Одессы Николаев. Мимо беспрерывным потоком шли военные машины. Женщины тянули вверх руки, прося взять их с собой, подбросить до города. Но водители лишь сокрушенно качали головой: не положено. Весь день шли, разбивая ноги в кровь, а ночевали прямо под открытым небом. Благо жители окрестных деревень из жалости подкармливали беженцев.
-- В Николаеве нас, женщин и детей, погрузили в вагоны и повезли на восток, -- рассказывает Екатерина Михайловна. -- Ехали почти два месяца, за это время в условиях жуткой антисанитарии среди детей начались повальные эпидемии. Болели корью, дизентерией, коклюшем, многие умирали. В Челябинск прибыли в сентябре. На дворе уже холодно, а теплых вещей нет. Людей отправили в баню. Вещи -- на прожарку, чтобы вшей уничтожить. По квартирам расселяли по принципу наличия «лишней» жилплощади. Нас тоже к одной женщине поселили, в пристрой без отопления. Но мы и этому рады были. Потом всех на военный завод работать отправили, где делались фугасно-зажигательные мины. Кругом -- одни женщины, которые работали по 12 часов в день, а деньги получали как ученики, так как не имели никакой квалификации. Зато имели право на трехсотграммовую пайку черного хлеба плюс двести граммов на иждивенцев. Дочку Элечку тоже приходилось черным хлебом размоченным кормить, ведь молока нигде не было. Мы пухли от голода и ослабели ужасно. Все это время о судьбе наших мужчин -- отца и мужа -- ничего известно не было. И вот однажды вечером в нашу дверь постучал незнакомец. Он спросил фамилию и сказал, что нас разыскивает отец. Оказывается, полк, куда был направлен мой отец, разбили немцы, а отца, как опытного механика, вновь на фронт не забрали, а направили в Нижний Тагил на танковый завод. Оказывается, отец сразу стал нас искать и вот этого своего знакомого попросил навести справки в Челябинске. На заводе, где папа работал, сразу формировались танковые бригады и отправлялись на фронт. Узнав, в каком бедственном положении мы находимся, отец отпросился у своего директора завода поехать в Челябинск, чтобы забрать нас к себе. Тогда ведь дисциплина была военная, на любое передвижение требовалось специальное разрешение. Меня, увы, с моего завода не отпустили, так как я уже носила фамилию мужа, а значит, членом семьи моего отца не считалась. Мама с отцом и сестрой уехали, а мы с бабушкой и дочкой остались. Соединиться довелось нам только в 1943 году. Люди в те тяжелые времена все-таки добрее были, не оставляли в беде. Солдаты, что на танковом заводе трудились, отдавали нам свои пайки. Так и проработали мы в Нижнем Тагиле вплоть до 1945 года. И ни разу я не получила ни одной весточки о своем муже. Не знала, где он, жив ли. Все время душа болела…
Летом 1945-го семья вернулась в родную Одессу. Дом, где жили до войны, удивительным образом уцелел. Все это время Екатерина думала о своем любимом, надеялась на чудо. И оно случилось. В один из дней 1946 года пришла жена брата Витольда, держа в руках конверт, и воскликнула:
-- Катя, пляши! Тебе письмо от Виктора (так Витольда звали домашние).
В письме ее муж сообщил о том, что находится в лагере военнопленных под Львовом. Очень долго ему не разрешали писать близким, и вот теперь удалось нарушить молчание. Катя от радости буквально голову потеряла и сразу засобиралась в дорогу. Как выяснилось впоследствии, в самом начале войны немцы разбили полк, где служил ее муж, и отправили военнопленных в концлагерь Польши. Когда же советские войска освободили страну, Витольд из фашистского плена сразу был отправлен в другой лагерь -- только уже для немецких военнопленных.
Мать уговаривала Катю отказаться от мужа.
-- Он немец, -- говорила она, -- с ним тебе добра не видать. А ты еще молода и можешь устроить свою судьбу.
Но уговоры ее оказались бессильны против женской верности. Взяв маленькую дочь, Катя отправилась к любимому. Начальник лагеря, человек добрый, выделил молодой матери крошечную комнатку и даже на работу взял медицинским статистом. Изредка разрешали свидания с Витольдом, жившим в бараке на территории лагеря. На зону гражданским вход был запрещен, и Катя лишь мельком видела изможденных немецких заключенных, часто совсем мальчишек, которые теперь имели вид весьма жалкий. Видя ее, они горестно объясняли, что где-то в Германии у них тоже есть «фрау» и «киндер». Катя было их жаль, но дать им даже корку хлеба из сострадания она не имела права в силу строжайших инструкций. Витольд, успевший кроме института закончить перед войной строительный техникум, работал на зоне прорабом. В 1947 году его все же освободили, разрешив жить на поселении, и отправили в Караганду
-- Приехали мы голую казахскую степь зимой, в легкой летней одежде, -- продолжает Екатерина Михайловна. -- Города как такового не было, только землянки кругом да шахты угольные. Ни транспорта, ни машин, ни магазинов. Население полностью из ссыльных состояло -- чеченцев, немцев, крестьян раскулаченных, украинцев-западников. Ни одного добровольца не было. Поселили нас в барак, где у нас последние вещи кто-то украл. Одним словом, натерпелись. Помню и пленных японцев, которые тянули свои тощие руки через колючую проволоку, прося хлеба. Наши дети бросали им еду.
Потом город стал постепенно разрастаться. Завозили финские домики, расселяли народ. Во время эпидемии я заразилась тифом и едва не умерла. В ту пору я была беременна, родила девочку, которая на седьмой день умерла.
Я работала лаборанткой в химико-пищевой лаборатории, а Витольд мой вновь прорабом устроился. Помню, как радостно он сообщил мне, что сделал первую геодезическую разбивку города. Он, кстати, очень предан был своей родине, никогда ничего про свои мучения в лагерях не говорил.
Город рос на наших глазах, среди ссыльных было много интеллигенции, силами которой создавались культурные учреждения, формировались вузы. Там и дочь моя Элеонора потом мединститут закончила. Многие родственники мужа потом в Германию уехали, а Витольд даже не думал об этом и нам запрещал. Настолько был привязан душой к России. Умер он в 1973 году, и все эти годы я бережно храню его память. Кстати, свидетельство о его реабилитации удалось получить лишь несколько лет назад.
Позже дочь моя с мужем переехала в Тольятти, а потом и меня сюда забрали. Ох и намучились мы тогда с оформлением гражданства. Нужно выправлять документы, а поскольку жизнь бросала нас по всему свету, собирать их было крайне сложно. Часть бумаг на украинском языке, часть -- на казахском, все нужно перевести на русский. Получается, что до сих пор мы являемся заложниками того далекого времени, когда люди становились без вины виноватыми. 

Ольга ТАРАСОВА

Просмотров : 5610
 
Погода в Тольятти
Сегодня
ночь -4...-6, ветер 0 м/с
утро -2...-4, ветер 1 м/с
Завтра
день 5...7, ветер 3 м/с
вечер -1...1, ветер 3 м/с