Так получилось, что с интервалом в два года мы с братом похоронили сначала отца, а потом маму. Остались после них трехкомнатная квартира московской планировки в 12-м квартале, много старой мебели, книги, пальма высотой под потолок, одежда и прочие вещи (многое складировалось еще с 90-х годов) да кот Васька, который долго не мог понять, куда делись хозяева, но потом приспособился к новой жизни. Что делать с имуществом, думали долго и в конце концов решили продавать…
Для меня эта квартира значит достаточно много. Отцу дали ее на ВАЗе в 1983-м, и мы всей дружной семьей переехали в только что построенный дом. Друзья, школа, драки, ссадины, выбитый во время игры в хоккей зуб… Много можно вспомнить, причем именно сейчас, когда родителей уже нет, мысли эти с особой настойчивостью лезут в голову.
Впрочем, обстоятельства порой сильнее эмоций. К моменту смерти родителей у нас с братом уже было по квартире (мы с женой взяли ипотеку в 2018-м) в современных домах с консьержками и хорошим ремонтом. На их фоне – старенькая «трешка», где последний раз меняли линолеум и обои в начале 90-х. Папа с мамой в последние лет пять болели и к созданию какого-то особенного уюта интереса не проявляли. Впрочем, и про размен ничего слышать не хотели.
– Вот помрем – делайте что хотите! А пока даже и не думайте про эту квартиру! – говорили они, сильно боясь каких-либо перемен.
Мы с братом лишь улыбались и спокойно копили себе на жилплощадь… Теперь же получается так, что имущества всё больше, а родных людей – всё меньше.
Возможно, у читателей возникнет вопрос: а почему автор этих строк сам не переехал в трехкомнатную квартиру, отдав родственнику свою нынешнюю в качестве компенсации доли? Действительно, такой вариант рассматривался: брат даже 500 тысяч предлагал вдобавок к нашей квартире, однако не срослось.
Во-первых, у нас ипотека на крупную сумму, и эти полмиллиона не позволят окончательно ее закрыть. Ну а главное, что «трешка» требует минимум 300-400 тысяч вложений в ремонт, а если кухню обставлять современной встроенной техникой, то еще больше. Думали, прикидывали (было время, пока в наследство вступали), но все-таки остановились на продаже.
Знакомый риэлтор рассказал, что цены на недвижимость в городе растут, а значит, начинать можно с 2 миллионов 600 тысяч рублей.
– Растут? Странно, – говорю ему. – Вроде ситуация с работой и зарплатой у людей только хуже становится.
В итоге сошлись во мнении, что это всё пандемия виновата, курс доллара и Байден, который если дополнительные санкции введет, то деньги продолжат обесцениваться. Вот и пытаются их люди куда-то вложить до Нового года.
Пока ждали первых претендентов в покупатели, решали, что делать с огромной (более 300 книг) родительской библиотекой. Часть забрали себе, но всё равно очень много осталось. Пообщались с работниками соседних библиотек, думали, может они что-то возьмут, однако им теперь запрещено принимать книги от населения. Если я правильно понял, страницы с годами желтеют,  и это оказывает негативное воздействие на зрение читающего. Я специально пролистал десятка два книг – у многих из них страницы были белыми. Впрочем, вторично предлагать не стал.
Сдавать за копейки макулатурщикам тоже не хотелось, так что потихоньку носил произведения популярных и не очень авторов маленькими партиями на первый этаж к почтовым ящикам, где книги с удовольствием разбирали жители подъезда. Не брезговали даже коммунистическими авторами, взгляд которых на события в период с 1917-го по 1945 годы сейчас многие считают необъективным.
Хорошо разбирали не только книги, но и всякие палки, остатки одежды, сломанные утюги и прочий скопившийся хлам. А вскоре и первый покупатель подошел – солидный и в маске. Я ему услужливо тапочки под ноги сунул, а он мне в ответ:
– Спасибо большое!
Смотрел долго, периодически вслух повторял цену квартиры (тогда она уже была 2 550 000), как бы намекая на торг.
– Ну, немножко скинем, – тихо и неуверенно произнес я.
Когда дошел до санузла – нахмурился.
– Ну, ванная – это слабое место, – говорю.
– Да тут всё – слабое место.
Последняя фраза даже немного обидела, но обстоятельства требовали промолчать.
Гость в маске еще какое-то время побродил по комнатам, спросил, не намечается ли в доме капремонт, после чего направился к выходу.
– Мне всё понравилось, – сказал он, после чего ушел навсегда.
Какое-то время мы ждали от него звонка, даже цену на 50 тысяч скинули, чтобы привлечь внимание, однако больше мы этого гражданина не увидели.
Потом начали другие звонить, однако меня угораздило подхватить где-то двустороннюю пневмонию, так что показы пришлось отложить на целый месяц.
– Нет, вы, конечно, можете посмотреть. Просто мой долг предупредить, – говорил я людям по телефону, но никто так и не пришел.

Илья ПРОСЕКИН

Полностью материал читайте в печатной версии "Вольного города"